|
Оружие для самоистребления
Часть I
Оружие для самоистребления. Часть VI.
Оружие для самоистребления. Часть V.
Оружие для самоистребления. Часть IV.
Оружие для самоистребления. Часть III.
Оружие для самоистребления. Часть II.
Алкоголь... Пьянство... Эта проблема с каждым годом волнует все большее число людей в разных странах мира. И не только врачей, но и представителей самых разных профессий: педагогов, руководителей производства, юристов, домашних хозяек...
Она никого не оставляет равнодушным и каждый, в силу своего понимания и личного опыта, так или иначе, формулирует свое отношение к употреблению спиртных напитков. Старая пословица гласит: «Сколько людей, столько и мнений». Однако в отношении алкоголя все люди едины в одном мнении: пьянство – несомненное зло как для самого пьющего, так и для окружающих его людей. Но, сходясь в конечной оценке пьянства, люди по-разному определяют свое отношение к алкоголю в целом. Одни, занимая радикальную позицию в этом вопросе, рассуждают так: раз употребление спиртных напитков приводит к пьянству и хроническому алкоголизму, необходимо ввести сухой закон, то есть полный запрет на производство, продажу и употребление всех видов спиртных напитков. Другие полагают, что не все люди, употребляющие спиртное, злоупотребляют им, и тем более, не у всех развивается болезнь – хронический алкоголизм. Значит, необходимо не запрещение алкоголя вообще, а воспитание в человеке таких качеств и создание таких условий, при которых стало бы невозможным злоупотребление алкоголем. Сторонники этой точки зрения придерживаются различных подходов к реализации своей идеи – одна часть стоит на позициях ограничения потребления спиртных напитков, регулирования его путем различных мероприятий в виде воспитания у человека отрицательного отношения к алкоголю, состоянию опьянения и запретительных мер. Другие же основой регулирования и «безопасного» (в смысле развития пьянства и алкоголизма) употребления спиртных напитков считают, прежде всего, внедрение и развитие культуры потребления спиртного и даже рекомендуют обучать детей этому «искусству» с раннего возраста, советуют пить только сухие вина, утверждая, что они не только безвредны, но и полезны для здоровья. Некоторые из этих «пропагандистов» утверждают, что лучше пить водку, но «в меру», забывая при этом, что такое понятие весьма относительно. Это разноголосье дезориентирует людей и приводит к неправильным выводам и действиям.
Столь противоречивое отношение к употреблению спиртных напитков и предлагаемым мерам борьбы с пьянством и алкоголизмом, по нашему мнению, объясняется двумя факторами. Во-первых, большинство людей еще недостаточно четко представляют себе, что же такое алкоголь и какое действие он оказывает на организм, к каким последствиям может привести употребление тех или иных доз спиртных напитков при разовом, единичном и систематическом их употреблении. Во-вторых, когда человек предлагает меры по предупреждению пьянства и алкоголизма, он, как правило, исходит из своего личного опыта и не учитывает опыт борьбы с пьянством и алкоголизмом, накопленный обществом. В истории человеческого общества были и попытки введения «сухого закона», подкрепляемые карательными мерами, вплоть до смертной казни, и различные ограничения, направленные на уменьшение потребления спиртных напитков. И, тем не менее, человечество не отказалось от употребления алкоголя. Более того, в большинстве стран мира растет производство и потребление спиртных напитков.
Так, за десятилетний период с1970 по 1980 гг. потребление спиртных напитков на душу населения в пересчете на 100 % алкоголя возросло: в ФРГ – на 12 % (с 8,9 до 10 л), в Бельгии – на 19% (с 9,6 до 11,4 л), в США – на 23% (с 7 до 8,6 л), в Канаде – на 32,3% (с 6,5 до 8,6 л), в Великобритании – на 34% (с 6,4 до 8,6 л), в Нидерландах – на 56,3% (с 5,5 до 8,6 л). В странах бывшего социалистического лагеря с 1990 по 1995 гг., к примеру, в Венгрии – на 12,8% (с 8,9 до 11.47 л), в Молдове почти на 300% (с 4,8 до 12, 67 л), на Украине на 309% (с 4,2 до 13,0 л).
Как отмечают американские исследователи, 3/4 взрослого населения страны употребляют спиртные напитки, а затраты населения на спиртные напитки за 20 лет возросли более чем в 3,3 раза и достигали на 1980 г. 30 млрд. долларов. Согласно статистическим расчетам Национального Института Исследований Алкоголизма (National Institute on Alcohol Abuse and Alcoholism), в 1998 году экономические затраты США, связанные со злоупотреблением спиртными напитками, составили $185 млрд. Предупреждение одного случая алкоголизма позволяет обществу сэкономить более $119 тыс. Каждый доллар, вложенный в программы предупреждения алкоголизма, позволяет сохранить более $9.
Алкоголизм – явление глобального характера, превосходящее по своей остроте и распространенности все остальные, связанные с употреблением наркотиков, вместе взятые. По данным ВОЗ (1997), в мире насчитывается 120 млн. больных алкоголизмом (с «синдромом алкогольной зависимости»), а показатель распространенности заболевания – 2 %. Алкогольная ситуация в развитых странах различна. Во всех странах, где употребление алкоголя официально разрешено, большинство взрослого населения пьет. В США, по меньшей мере, 100 млн. американцев употребляют алкогольные напитки либо постоянно, либо от случая к случаю. Большая часть тех, кто пьет – это, так называемые, «социальные», или «бытовые» пьяницы, без явно выраженных признаков алкоголизма. Тем не менее, около 10% пьющих, в той или иной степени, страдают от болезней, связанных с употреблением спиртного. И, хотя эта доля в процентном отношении может показаться незначительной, общее число людей, охваченных этим явлением, весьма велико.
В США насчитывается 10 млн. человек, испытывающих потребность в алкоголе, и от 1 до 2 млн. человек, употребление спиртного которыми вызвало органические изменения в их организме. В России 25 млн. человек страдают зависимостью от алкоголя, во Франции – от 4 до 4,5 млн., в Западной Германии – 2,5 млн. и в Великобритании – от 0,5 до 1 млн. зарегистрированных алкоголиков. Во многих странах, особенно в странах Восточного блока и некоторых развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки, 5-10% всего населения больны алкоголизмом.
В двухтомном руководстве по психиатрии под редакцией профессора А.С. Тиганова приводятся следующие цифры распространенности экзогенных психических расстройств: «Согласно восьмому специальному отчету министра здравоохранения и социального обслуживания Конгресса США по вопросу «Алкоголь и здоровье» (1993), в США душевое потребление алкоголя в 1989 г., после нескольких лет небольшого повышения, стало чуть ниже уровня 1977 г., при этом потребление крепких напитков значительно снизилось и составило 73% от прежнего уровня. С 1982 по 1990 г. снизилось на 5-10% число пьяных водителей, по вине которых происходили аварии со смертельным исходом. В 1979-1988 гг. отмечалась тенденция к снижению процента смертельных исходов, связанных с приемом алкоголя. Однако, при всех этих переменах отправной точкой был чрезвычайно высокий уровень соответствующих показателей. Поэтому, и поныне ситуация остается весьма серьезной: в 1988 г. приблизительно 15,3 млн. американцев старше 18 лет по своему состоянию, в той или иной мере, соответствовали диагностическим критериям алкоголизма [Grant В F. et al., 1991]. Ситуацию в США к середине 90-х годов M. A. Schuckit (1995) характеризует следующим образом: употребляют алкоголь в течение жизни 90% американцев, систематически употребляют 60-70 %, имеют связанные с алкоголем проблемы более 40%, злоупотребляют алкоголем 20% мужчин и 10% женщин, имеют алкогольную зависимость, то есть, страдают алкоголизмом 10% мужчин и 3,5% женщин. Автор подчеркивает, что эти показатели имеют существенные различия в разных группах населения и зависят от социального положения и культурных особенностей. Наиболее высокие показатели отличают, с одной стороны, слои общества, имеющие высокий социальный статус в отношении образования и экономического обеспечения, а с другой – некоторые малообеспеченные группы населения. Распространенность алкоголизма в общем населении (по показателю lifetime prevalence) определяется как: 19% среди мужчин и 3-5% среди женщин, а злоупотребление алкоголем – 20% среди мужчин и 10% среди женщин. Начинают употреблять алкоголь чаще в возрасте 15-20 лет; пик же распространенности злоупотребления алкоголем приходится на 20-40 лет. Этим данным соответствуют и показатели распространенности алкоголизма, приводимые J. H. Jaffe (1995): в 1994 г. показатель распространенности злоупотребления алкоголем без зависимости был 9,4±0,5%, алкоголизма, то есть. зависимости от алкоголя – 14,1±0,7 %.
«Алкогольная» смертность составила около 5% от общей смертности. Среди более частых причин смерти оставались болезни сердца, злокачественные опухоли и цереброваскулярные поражения. Более того, при снижении процента связанных с приемом алкоголя дорожно-транспортных происшествий (ДТП) со смертельным исходом их число в 1990 г. по-прежнему составило 50 % от всех ДТП; при устойчивой тенденции постепенного снижения потребления спиртного школьниками старших классов в 1988 г. 92 % из них пробовали спиртное, 1/3 систематически выпивали, более 1/3 время от времени напивались до тяжелого опьянения.
В странах Европейского региона потребление чистого алкоголя в пересчете на душу населения в 1993 г. колебалось в широком диапазоне – от 2 л в Израиле до 22 л в Латвии [Harkin A. M. et al., 1997]. В ряде европейских стран, которые прежде возглавляли список потребителей алкоголя, в период с 1980г. по 1992-1993 гг. произошло существенное снижение потребления – в Италии на 51%, в Испании на 36%, во Франции на 25%. В целом по региону большее или меньшее снижение потребления алкоголя отмечено в 11 странах. Но, вместе с тем, в 21 стране (Латвия, Литва, Эстония, Польша, Македония, Чехия, Греция, Ирландия и др.) отмечалось увеличение его потребления.
В Венгрии в 1985-1986 гг. 25% взрослого мужского населения были отнесены к проблемным или тяжелым пьяницам; 10% всего населения злоупотребляют алкоголем. В Финляндии в 1994 г. около 5% населения в возрасте старше 14 лет составили проблемные пьяницы. В Ирландии в 1991 г. среди 15-летних школьников 36% мальчиков и 22% девочек регулярно потребляли спиртное; среди 17-летних эти показатели составили соответственно 63% и 40%, причем число пьющих девушек с 1984 по 1991 г. удвоилось.
При сопоставлении этих данных с показателями смертности от цирроза печени обнаружено отсутствие строгого параллелизма. В частности, Грузия с ее небольшим душевым потреблением абсолютного алкоголя (3 л) находится среди стран с высокой смертностью от цирроза печени (около 25 чел. на 100 000 населения); в то же время Латвия при очень высоком уровне потребления (22 л) относится к странам с низкой смертностью от цирроза печени (около 11 чел. на 100 000 населения).
Иначе обстоит дело с заболеваемостью алкогольными психозами: страны с самым высоким потреблением алкоголя (Латвия, Эстония, Словения, Финляндия, Польша, Литва и др.) отличаются высокими показателями (в Латвии – 67,8 чел., в Финляндии – 61,2 чел., в Эстонии – 53,8 чел. на 100 000 населения). При этом отмечается быстрый рост заболеваемости за последние годы (в Эстонии - с 29 в 1990 г. до 53,8 в 1993 г.; в Финляндии заболеваемость в 1991 г. была вдвое выше, чем в 1980 г., причем наибольший рост приходится на последние 5 лет). В странах же с низким душевым потреблением алкоголя (Израиль – 2 л, Армения – 2,5 л, Грузия – 3 л, Норвегия – 5 л) заболеваемость алкогольными психозами находится на самом низком уровне (в Израиле – 1,3 чел., в Армении – 2,3 чел., в Грузии – 1,4 чел., в Норвегии – 10,2 чел. на 100 000 населения). Аналогичная закономерность проявляется в показателях смертности вследствие ДТП: они наивысшие в странах с самым высоким уровнем потребления алкоголя (в Латвии – 35 чел., в Эстонии – 24 чел. на 100 000 населения) и минимальные там, где потребление спиртного низкое (Израиль и Норвегия – по 7 чел. на 100 000 населения).
Соотношение женщин и мужчин среди больных алкоголизмом в развитых странах Европы и США находится между 1:5 и 1:2, хотя в недавнем прошлом оно составляло 1:12 и меньше. В нашей стране соотношение учтенных больных алкоголизмом женщин и мужчин в середине 80-х годов было 1:12, а в 1991 г. – 1:9 и в 1995 г. – 1:6»
Приведенные данные говорят о том, что в настоящее время проблема чрезмерного употребления алкогольных напитков во многих странах приобрела общегосударственный характер. С одной стороны, они стали непременным атрибутом различных празднеств, а с другой – оказываются непосредственной причиной нарушений общественного порядка, роста преступности, падения нравственности, нанесения экономического ущерба обществу, снижения уровня здоровья населения.
Так, китайские эксперты в последние годы отмечают заметный рост числа людей, страдающих алкоголизмом. Не помогают ни призывы к умеренному питью, ни официальное снижение крепости алкогольных напитков почти на 28%. За последние десять с лишним лет количество алкоголиков в китайском обществе выросло с 16 до 68 человек на 100 тыс. населения. Количество же просто каждодневно пьющих водку среди мужчин и женщин составляет, соответственно, 16% и 3%. И в этом Китай идет впереди планеты всей, особенно, учитывая его почти 1,3-миллиардное население.
Сильно «закладывать за воротник» стали и женщины, что раньше было неслыханно. В харчевнях и ресторанах можно довольно часто наблюдать представительниц слабого пола, пропускающих стаканчик-другой 56-градусной водки «Эрготоу» или 38-градусной «Цзинцзю». Что уж тут говорить о мужчинах?
Китайские ученые вывели специальную формулу «пития», которая будто бы поможет избежать психических заболеваний и алкоголизма. Согласно рекомендациям китайских специалистов, ежедневно китайцу можно выпить две бутылки пива и 50 г водки, а китаянке вполне достаточно одной бутылочки пивка. При этом два раза в неделю лучше полностью воздерживаться от употребления алкоголя.
В Австралии не менее остро стоит проблема пьянства и употребления наркотиков. Причем, в результате проведенного специалистами Федерального правительства исследования, выяснилось, что 48% мужчин и 41% женщин слишком много пьют … находясь при этом в рядах полиции.
«Злоупотребление алкоголем может негативно сказываться на их способности эффективно выполнять свою работу, а прием наркотических препаратов, вообще противоречит их основным обязанностям» , – говорится, в частности, в документе, опубликованном по результатам исследования. «Такие сотрудники правоохранительных органов не только сами нарушают закон, но и становятся объектом шантажа со стороны преступных группировок» , – констатируют авторы доклада.
Приведенные статистические данные говорят о том, что алкоголизм и неумеренное употребление алкоголя, как явление, давно уже стало массовым и носит характер пандемии с тенденцией к неуклонному нарастанию. Возникнув не сегодня и не вчера, оно давно перестало быть только лишь медицинской проблемой, проблемой одного отдельного человека, став социальной и психологической проблемой любого общества, частью западной культуры.
Классик французской социологии К. Леви-Стросс определил: «Мир управляет жизнедеятельностью человека через культуру» . Если это действительно так, то противостоять культуре означает противостоять миру. Так, по крайней мере в голове каждого из нас, эта проблема и представляется. Противостоять сегодня всем пьяным традициям, обычаям, мифам и предрассудкам, означает противостоять культуре, противостоять конкретным носителям этой культуры, противостоять, фактически, тому миру, в котором мы живем. И трудно в этой связи не согласиться с К. Марксом: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых» .
«Но традиции тяготеют, конечно же, не сами по себе, а посредством людей, объединенных, скажем, в праздничную толпу за праздничным столом. Эта толпа, как и любая иная, примитивна и консервативна. Она не выносит новшеств и отличий, непонятного и оригинального, возражений и критики. Ее высшая мудрость: «Не нарушай традиций!» и «Не отрывайся от коллектива!». На что способны люди, становясь обыкновенной толпой, общеизвестно. Люди любят безответственность и силу. Поэтому они стремятся стать толпой, стать массой.
Человек массы любит алкоголь за то, что этот яд уравнивает всех, всех делает одинаковыми. Стремление к спаиванию своего ближнего за праздничным столом – это латентное стремление сделать всех стадом.
И люди хотят быть стадом. И не любят, когда некто из стада высовывается. Высовывающийся из стада, – мнится человеку массы, – метит в пастухи. А пастух должен быть один. И пастух уже есть!» (Е. Батраков «Социальный детерминизм и свободная воля», Абакан, 1999).
И ученые древнейших времен, и ученые Средних веков, и современные специалисты установили, что алкоголь несет гибель и деградацию, разрушение всех моральных устоев общества, психическое и физическое вырождение наций. В ответ на это всегда можно услышать, что, учитывая тысячелетний опыт «пития» человечеством, здесь слишком сгущаются краски. Все, мол, выпивают, и ничего – вроде никто не деградирует. Так ли это на самом деле?
Козьма Прутков в свое время сказал: «Отыщи всему начало, и ты многое поймешь» или же: «Зри в корень!» . Оснований сомневаться в этих изречениях, ставших классическими, нет никаких. Поэтому, чтобы разобраться в алкогольной проблеме с нагромождением различных мифов, предрассудков, скрытой и явной лжи, особенно про российские питейные традиции, нужно обратиться к страницам истории. ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
Действительно, как бы глубоко мы не заглядывали в историческое прошлое, везде можно «наткнуться» на упоминание о вине. Тексты Древнего Египта, мифы Древней Греции и Древнего Рима, библейские сказания, Коран и другая древняя религиозная и светская литература полны сведениями о вине. Подсчитано, что только в Ветхом Завете слово «вино» встречается 140 раз.
Согласно одной из легенд, возделывание виноградной лозы и изготовление вина получило свое начало еще в Иллирии, до всемирного потопа. Другая легенда приписывает открытие вина Ною, единственному из людей, продлившему после потопа человеческий род. По-видимому, Ной устроил себе достаточно сладкую жизнь и начал «заливать за воротник» вполне профессионально. Иначе с ним не приключилась бы такая ветхозаветная история: «Ной начал возделывать землю, и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем. И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и, вышедши, рассказал двум братьям. Сим и Иафет взяли одежду, и, положив ее на плечи свои, пошли задом, и покрыли наготу отца своего» (Бытие. 20-23).
«Если Ноя на вино навел козел, то древних греков – овца, которая постоянно убегала из стада и возвращалась в хлев позже других. Пастух Стафилос проследил за беглянкой и увидел, как та наслаждается плодами неизвестного растения. Недолго думая, он набрал этих плодов и принес своему хозяину Ойносу. Тот, будучи не менее любознательным, чем Ной, выжал сока и попробовал его. Недопитый остаток сока со временем приобрел новые удивительные и, воистину, волшебные свойства. Поэтому Ойнос принес изобретенный им напиток в дар богу Вакху. Награда не заставила долго ждать: веселый бог научил Ойноса настоящему виноделию. Создается впечатление, что вино увидело свет исключительно благодаря домашним животным. Так, древнегреческий историк Гекатей Милетский утверждал, что виноградарству и виноделию положила начало собака по кличке Ойнос, которая внезапно ощенилась виноградным кустом. Ее хозяин Орисфей, тоже большой экспериментатор, посадил и вырастил этот куст и спустя пару лет стал наслаждаться божественным напитком» ( В.П. Нужный)
Помимо мифологических, существует и немало реальных подтверждений исключительно древнего знакомства человечества с вином. До нашего времени дошли сцены уборки винограда и его переработки в вино, изображенные на гробнице египетского фараона Птогетена, жившего за 4 тыс. лет до н.э. Картины, отражающие разные этапы производства вина, находили и в других египетских гробницах. А в гробнице Тутанхамона (XIV век до н.э.) обнаружены предметы, свидетельствующие и о достаточно высокой «культуре» возлияний. Также, семена дикого и культурного винограда часто находят при археологических раскопках свайных жилищ древнего человека.
В результате расшифровок иероглифических текстов установлено, что в Древнем Египте изготовляли десять сортов вин, в том числе из плодов пальмы и граната; римские же источники начала новой эры насчитывают более 80 сортов вин.
Начиная с VII–III вв. до н.э. (по утверждениям разных авторов) виноградарство и виноделие начало широкое победное шествие по всем странам, где вызревал виноград. А в 1 веке до н.э. виноградники так заполонили все берега Средиземного моря, что римский император Тит Флавий Домициан, опасаясь за судьбу других сельскохозяйственных культур, приказал уничтожить все виноградные лозы.
Славились и азиатские вина, особенно вино, называемое греками мареотис. Именно этим вином Клеопатра с Антонием доводили себя до состояния полного безобразия.
«Греки и римляне освоили способ сгущения вина в бурдюках или сосудах, подвешиваемых в углах дымоходных труб, до такой степени, что получался сироп или сухая масса, которую перед употреблением разбавляли горячей водой. Плиний Старший пишет, что было однажды столь жаркое лето, что виноград высох прямо на ветках, а полученное из него вино имело густоту сиропа. Этому вину приписывали способность продлевать жизнь. Так, Ливия, вторая супруга императора Августа, говорила, что именно ему она обязана своим цветущим здоровьем на 82-м году жизни. Это вино она употребляла ежедневно» . (В.П. Нужный)
Создается впечатление, что в древнегреческом мире вино пили все, всегда и повсюду. За 6 веков до н.э. пророк Иезекииль хвалил вина Хеблона, продававшиеся на ярмарках в Тире. По мнению афинского комика Кратина, основателя так называемой «старшей афинской комедии», самым лучшим было белое вино из Менде, которое не теряло во вкусе даже при разбавлении его водой. Он искренне считал, что именно этим вином жрец Гермипил угощал сына Латоны, одной из жен Зевса, матери Аполлона и Артемиды.
Со слов известного путешественника и писателя Павсания жители всех греческих городов яростно оспаривали право считаться родичами бога вина и виноделия Вакха, или Диониса, которого римляне называли Бахусом. Ежегодный праздник в его честь был самым пышным, почитаемым и заметным по последствиям. Во время вакханалий так напивались и распоясывались, что воспоминаний – радостных и печальных – хватало на целый год.
«Что за обед здесь? Какое собранье? Зачем тебе это?
Свадьба ли здесь или пир? Ведь не в складчину ж он происходит.
Кажется только, что гости твои необузданно в доме
Вашем бесчинствуют. Стыд бы почувствовал всякий разумный
Муж, заглянувший сюда, поведенье их гнусное видя».
(Гомер «Одиссея». С. 225)
«Двум Атрейонам, царю Агамемнону и Менелаю,
Тысячу мер, как подарок, напитка прислал Язонион.
Прочие мужи ахейские меной вино покупали:
Те за звенящую медь, за седое железо меняли,
Те за воловые кожи или за волов круторогих,
Те за своих полоненных. И пир уготовлен веселый.
Целую ночь кудреглавые мужи ахейцы по стану
Вкруг пировали, а Трои сыны и союзники – в граде.
Целую ночь им беды совещал олимпийский провидец,
Грозно гремящий, – и страх находил на пирующих бледный»
(Гомер «Илиада». С. 470)
И можно привести очень много подобных цитат из «Илиады» и «Одиссеи». Гомер сообщает о винах прамнитских, маранитских, лемносских, итакских, пилосских, фракийских; о кислых молодых винах, которые поначалу заставляли морщиться, но с течением времени становились крепкими и душистыми. Он дает даже классификацию вин, подразделяя их на сладкие, медвяно-сладкие, сладко-душистые, крепкие, благовонные; характеризует вина как светлые, божественно-чистые, золотые, пурпурные, огневые, искрометные.
«Полководец Лукулл по возвращении из Азии, раздал народу более ста тысяч амфор греческого вина. Цезарь на торжественных пирах раздавал хиосское вино бочками. Но, бывало, что и по будням народ предавался самому разнузданному пьянству». (В.П. Нужный)
В культуре эллинизма употребление вина играло значительную роль, поэтому многие философы обращались к проблемам винопития. История не сохранила многие специальные сочинения о винопитии. В лету канула книга Аристотеля об опьянении, Антисфен написал книгу «Об употреблении вина» сохранившуюся, к сожалению, только в отрывках. Но и то, что донесла до нас история, позволяет ощутить остроту полемики вокруг винной темы. В основном между поэтами и философами той эпохи.
В оппозиции к употреблению вина стояли киники. Судя по всему, наиболее последовательную позицию из них занимал Кратет Фиванский (конец IV в. до н.э.).
(Здесь и далее даты жизни философов и видных деятелей приводятся по словарю античности. М. Прогресс, 1993). Согласно Диогену Лаэртскому и Афинею, он пил только воду (Диоген Лаэртский. VI, 5. 90. Athen., X, 422C).
Кратет писал:
«Остров есть Пера среди виноцветного моря порока.
Дивен и тучен сей остров. Владений окрест не имеет.
Дурень набитый и трутень, как и развратник негодный,
Жадный до толстого зада, в пределы его не допущен…»
(Антология кинизма. С. 163-164)
Пера – нищенская котомка киника – это альтернатива морю порока. Показательно перефразирование Гомера. У автора «Одиссеи» виноцветное море омывало прекрасный остров Крит, у Кратета – порок имеет цвет вина.
Свои позиции Кратет отстаивал весьма радикально. Слова его совпадали с делами. Он говорил: «…распутство и пьянство приводят лишь к безумию» (Диоген Лаэртский. VI, 5. 89). А когда «Деметрий Фалерский послал ему хлеба и вина – он стал попрекать его и воскликнул:-- «Ах, если бы источники текли и хлебом!» – ибо, конечно, пил он только воду» (Диоген Лаэртский. VI, 5. 90).
Не удивительно, что древнегреческий философ Платон (428 – 348 гг. до н.э.), основатель школы объективного идеализма, ученик Сократа, в своих «Законах» со знанием дела рассуждал о пьянстве и учил, что оно «не подобает никогда, за исключением празднеств в честь бога, даровавшего вино». «Совершенно нельзя пить никому днем», -- говорил он, -- «разве что для телесных упражнений или по причине болезни; нельзя пить и ночью, имея в виду брачное общение и зачатие».
«Достигшие сорока лет могут пировать... Ведь Дионис даровал людям вино как лекарство от угрюмой старости, и мы снова молодеем и забываем наше скверное настроение, жесткий наш нрав смягчается, точно железо, положенное в огонь, и потому делается более гибким.
Разве мы не сказали, что в этом случае души пьющих людей охватываются огнем и, точно раскаленное железо, становятся мягче, моложе, а вследствие этого и податливее в руках того, кто может и умеет воспитывать их и лепить, словно дули молодых людей? Таким лепщиком является то же самое лицо, что и раньше: это - хороший законодатель. [...]
Стражами, содействующими этим законам, должны быть люди спокойные и трезвые; именно они должны быть начальниками над нетрезвыми. [...]
Не правда ли, если бы опьянение и забавы были таковы, то пирующие получали бы от них пользу и расходились бы с них не врагами, но еще большими друзьями, чем были прежде. [...]
Не станем же, безусловно, порицать дар Диониса и говорить, будто он плох или недостоин быть принят в государство. Можно было бы сказать даже больше, однако я не решусь указывать большинству на величайшее благо, даруемое вином, ведь эти люди так превратно понимают и разумеют слова.» (Платон. «Законы». Книга II).
«Группы философов не только формулировали антинаркотические идеи, но и представляли собой своеобразные микроячейки (островки – если взять на вооружение изящную формулировку Кратета) альтернативного образа жизни.» (В.М. Ловчев «Учебно-методическое пособие по курсам «История и Культурология». Казань, 2001).
Аналогичную альтернативу предоставляла грекам эпохи эллинизма община эпикурейцев. Средневековая цензура основательно поработала, уничтожив основные сочинения Эпикура (342/341 – 271/270гг. до н.э.), но то, что нам известно, позволяет отнести его к личностям, употребляющим алкоголь чисто ритуально.
Сегодня человек, ведущий образ жизни Эпикура, на бытовом уровне однозначно считался бы трезвенником. Об отношении Эпикура и его окружения к вину достоверно известно два факта.
Первый: «кружки некрепкого вина было им вполне довольно, обычно же они пили воду...» Он и сам пишет в письмах, что ему достаточно воды и простого хлеба. «Пришли мне горшочек сыра», - пишет он, - чтобы можно было пороскошествовать, когда захочется».
«Вот каков был человек, учивший, что «предельная цель есть наслаждение!» (Диоген Лаэртский. X, 11).
Итак, эпикурейцы употребляли, как правило, безалкогольные напитки, иногда могли выпить кружку напитка, крепость которого сопоставима с современным пивом или квасом.
Второй факт вообще говорит об очень низкой толерантности (то есть переносимости) организма Эпикура к вину. Напиток, соответствующий нашему современному сухому вину, послужил Эпикуру средством ухода из жизни: «Смерть его случилась от камня в почках ...он лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался». (Диоген Лаэртский. X, 15-16).
Впрочем, даже и без изучения жизни философа очевидно, что эпикурейство не имеет ничего общего с попойками. Об этом писал и сам Эпикур: «...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, - нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение (выделено мною -- В.Л.), исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания, и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе» (Диоген Лаэртский. X, 132).
Наслаждение, считал Эпикур, может быть достигнуто при минимуме материальных затрат: «Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому, привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет…» (Диоген Лаэртский. X, 130-131).
Но, конечно, общины философов влияли на повседневное поведение очень ограниченного круга людей. Это фактически признавал Антисфен (ок. 444-366гг. до н.э.), утверждая, что: «Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших» (Диоген Лаэртский. VI,1, 12).
Кроме того, даже не все философы придерживались позиций Эпикура и Кратета Фиванского. Например, «Далека от них была древняя Стоя с ее асоциальной негражданственной непатриотической моралью». (А.Н. Чанышев «Философия Древнего мира». М., Высшая школа, 1999, С. 4-5.).
Диоген Лаэртский сообщает о философе Тимоне (320-230гг. до н.э.): «Был он любитель выпить» (Диоген Лаэртский. IX, 12, 110). Данный факт символичен. По убеждениям Тимон был скептиком. А «...конечной целью скептики считают воздержание от суждений, за которыми, как тень, следует бестревожность…» ( Диоген Лаэртский. IX, 11, 107). Отказ от позиции по отношению к психоактивным веществам, отсутствие четкой позиции по отношению к алкоголю косвенно способствовало расширению роли вина в жизни общества. Основатель средней Академии Аркесилай (315-240 гг. до н.э.) скончался «...оттого, что выпил слишком много неразбавленного вина и повредился в рассудке» (Диоген Лаэртский. IV, 6. 44). Лакид, основатель новой Академии и преемник Аркесилая, унаследовал от последнего не только философские идеи, но и образ жизни. Согласно Диогену Лаэртскому, его «...смерть была от удара после чрезмерной выпивки» (Диоген Лаэртский. IV, 8, 61).
«Когда по-юношески максималистский Рим всерьез встретился с великой эллинской культурой, уже четыре поколения греков прошли школу интеграции в восточные алкогольные обычаи, начало которой положил Александр Македонский своей политикой смешения нравов. Образ жизни подавляющего большинства населения эллинистических государств включал в себя регулярное употребление психоактивных веществ, а поведение философов было некой диковинкой». (В.М. Ловчев, 2001).
«В Риме ранней республики рабам, женщинам и свободнорожденным юношам до 30-летнего возраста запрещалось пить вино; нарушение же этого со стороны женского пола наказывалось наравне с тяжелейшими проступками. Отец никогда не обедал без сына вне дома, чтобы оба во взаимном присутствии не могли позволить себе никаких излишеств». (Л.Н. Модзалевский «Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая». СПб.: Алетейя, 2000. С.130).
Об отношении к вину первых римских философов, а также проживавших в Риме философов иноземных можно судить только на основании косвенных данных. Например, показательны были поминки Сципиона Младшего. Современный историк Н.Н.Трухина оценивает их следующим образом: «Поминки Публия прошли неудачно: устройством трапезы занимался второй племянник покойного – Кв. Элий Туберон, педантичный стоик-сухарь. Будучи поклонником древней простоты, Элий поставил деревянные скамьи, покрытые козлиными шкурами, и выставил на столах глиняную посуду. Народ оскорбился такой неуместной воздержанностью и на ближайших выборах лишил чересчур усердного философа претуры». (Н.Н. Трухина «Политика и политики «золотого века» Римской республики (II в. до н.э.)». М.: Изд-во МГУ, 1986. С.148). Однако, «неудачливый» Элий и другие деятели последних веков республики сумели удержать традиционный римский порядок под натиском греческих нравов в области винопития.
Даже известная поговорка «In vino veritas» -- греческая (ее автор Зенобий), а не древнеримская, как это принято ныне считать многими. В римской «транскрипции» она появляется только в средние века. (K.-W. Weber Die Weinkultur der Rцmer. Zurich, 1993. S.172). В Риме же существовал пересказ Плиния: «Общепринято вину приписывать правдивость» ( Н.Т. Бабичев, Я.М Боровский «Словарь латинских крылатых слов». М.: Русский язык, 1982. С.381). Кстати, сам Плиний Старший (23/24 – 79гг.) воспроизводит эту поговорку так – «volgoque veritas iam attributa unio est» (Plin, XIV, 28, 22) -- в контексте издержек алкоголепотребления. Другой вариант перевода средневековой латинской поговорки: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» более адекватно воспроизводил бы мысль Плиния. Иначе говоря, вино отрицает такую важную характеристику культуры, как самоограничение.
Впрочем, греческие соседи римлян транслировали на потомков Ромула нравы, несколько отличные от обычаев метрополии. Один из героев Цицерона утверждает: «Некогда Италия была набита пифагорейцами, во власти которых находилась так называемая Великая Греция; поэтому некоторые даже утверждают, что пифагорейцем был и наш царь Нума Помпилий, который жил на много лет раньше самого Пифагора…» (Цицерон. «Об ораторе». Книга вторая. С.154) Герой Цицерона, конечно, впадает в пропагандистский азарт, утверждая, что пифагорейцы находились у власти, но само это преувеличение не случайно. Оно могло объясняться попыткой осмыслить причины скромных масштабов винопития в раннем Риме. Влияние Пифагора давало такой ключ.
Образ Пифагора (ок. 540 – 500 гг. до н.э.), отраженный мыслителями Греции и Рима, носил черты яркой антиалкогольной направленности. По одним сведениям, собранным Диогеном Лаэртским, «...пьянство именует он доподлинно пагубой и всякое излишество осуждает» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 9). А «...сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами, или хлебом, вина в дневное время не касался» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 19). По другим сведениям, Пифагор стоял на более радикальных – трезвеннических позициях. «Запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом – здоровье тела и ясность ума» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 13).
Согласно Ямвлиху Пифагор сделал следующее: «…виды пищи, которые враждебны непорочному состоянию и замутняют как другие представления душевной чистоты, так и те, которые имеют место в представлениях, возникающих во время снов, он отвергал тоже. Эти предписания относительно пищи он установил для всех, отдельным же, наиболее преуспевшим в созерцании и потому, достигшим высших ступеней знания философам, он запретил раз и навсегда ненужные им и неправедные виды пищи, предписав им никогда не есть мяса одушевленных существ, совсем не пить вина…» (Ямвлих. «Жизнь Пифагора». XXIV. С. 107).
На закате Римской империи именно образ трезвенника Пифагора станет моральной опорой тех деятелей, которые будут противостоять разложению римской государственности.
В разные времена власти принимали меры по ограничению потребления вина вплоть до введения полного запрета. Так, со слов древнегреческого философа Диогена Лаэртского, царь локрийцев Завлек (VII век до н.э.) разрешил употреблять вино лишь больным и только в ограниченном количестве; все прочие, замеченные в пороке, карались смертной казнью. Питтак, законодатель города Митилен на острове Лесбос (VI век до н.э.) издал закон, по которому преступления, совершенные в пьяном виде, наказывались вдвойне. В Спарте, где очень любили пить вино, в назидание для молодежи часто давали поучительный спектакль со страшным названием «Пьяный плод». Однако, Ликургу, законодателю Спарты, это средство воздействия показалось недостаточным и он приказал уничтожить все виноградные лозы.
В других местах прибегали к другим мерам. Например, в Афинах разрешалось пить только вино, разбавленное тремя частями воды. Иногда и это запрещалось, и дозволялось лишь выпить несколько капель вина в честь богов в конце пиршества. Однако, подолгу такие запреты не работали. Афинский архонт Солон ввел компромиссный вариант и повелел к одной части вина добавлять пять или семь частей воды. Его современник - комик Алесфис ехидно заметил, что из всех законов, ограничивающих потребление вина, этот закон наиболее строго соблюдается благодаря махинациям виноторговцев. Тем не менее, все эти правила и запреты дали положительный результат. На протяжении многих десятилетий общественное мнение в Древней Греции и Риме порицало употребление вина разбавленного лишь наполовину водой и, уж тем более - неразбавленного вина. Такое вино считалось чрезвычайно крепким и потому его любителей причисляли к числу пьяниц и совсем опустившихся личностей.
Выдающийся оратор и государственный деятель Марк Туллий Цицерон (106-43гг. до н.э.) считал потребление вина нормальным явлением: «…у хорошего и рачительного хозяина всегда полны винный погреб, кладовая для масла, как и кладовая для припасов, а в усадьбе полный достаток…» (Цицерон. «О старости». XVI, 56). Вино он осмысливает как нормальный земной предмет, вне сверхъестественных качеств.
Именно римский тип винопотребления представляется Цицерону оптимальным: беседа «наиболее сладостна на пирах, как их мудрее, чем греки называют наши; те говорят о симпосиях и синдейпнах, то есть о совместных попойках и совместных обедах; а мы -- о совместном времяпрепровождении, так как тогда более всего проводят время вместе» (Cic. Ep. DCCCXX. 3).
Резко критикует он тех политиков и администраторов, кто отличался неумеренным употреблением вина. Например, в одной из своих речей Цицерон изображает пирушку Верреса в виде битвы, откуда одних выносят «замертво» , а другие остаются лежать «на поле сражения.» (Цицерон. «Речи». Ч. I-II. М.: Наука, 1993).
Даже самый последний бой Цицерона за республику -- его кампания против нового диктатора Марка Антония -- включал в себя использование антиалкогольных аргументов. Рассмотрим вторую филиппику против Марка Антония, датированную 28 ноября 44г. до н.э.: «На свадьбе у Гиппия ты, обладающий такой широкой глоткой, таким крепким сложением, таким мощным телом, достойным гладиатора, влил в себя столько вина, что тебе на другой день пришлось извергнуть его на глазах у римского народа. Как противно не только видеть это, но и об этом слышать! Если бы это случилось с тобой во время пира, -- ведь огромный размер твоих кубков нам хорошо известен -- кто не признал бы это срамом? Но нет, в собрании римского народа, исполняя свои должностные обязанности, начальник конницы, для которого даже рыгнуть было бы позором, извергая куски пищи, распространявшие запах вина, замарал переднюю часть своей тоги и весь трибунал!» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония». XXV, 63).
В Риме, увидевшем все ужасы гражданской войны, обвинение в пьянстве было оружием! Поразительно! В борьбе с тем же Марком Антонием оно использовалось Цицероном неоднократно: «А сколько дней подряд ты предавался в этой усадьбе позорнейшим вакханалиям! Начиная с третьего часа пили, играли, извергали из себя... О чем ранее в усадьбе этой говорили, что обдумывали, что записывали! Законы римского народа, летописи старины, все положения философии и науки. Но когда постояльцем в нем был ты (ибо хозяином ты не был), все оглашалось криками пьяных, полы были залиты вином, стены забрызганы...» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония» XL. 104. XLI. 105).
Расход денег на вино – это расточительность, щедрость проявляется в другом: «…есть два рода людей, склонных раздавать: одни – расточительные, другие – щедрые. Расточительные – это те, кто проматывает свое состояние на пирушки, на раздачу мяса, на бои гладиаторов, на игры и на травлю диких зверей – на все то, память о чем они оставят недолгую или вообще не оставят никакой; щедрые, напротив, - это те, кто на свои средства выкупает пленных у морских разбойников, берет на себя долги друзей, помогает им при выдаче дочерей замуж и поддерживает друзей при приобретении ими имущества или при приумножении его» (Цицерон. «Об обязанностях». II. XVI, 55).
«Все те, которые стараются приобрести уважение людей, устраивая для них угощения и пирушки и тратя деньги, открыто дают понять, что лишены истинного блеска, придаваемого доблестью и достоинством» (Cicero. «De re publica». IV.VII. 7).
Винопотребление Цицерон считал уделом только мужчин: «Не должна женщина, которой муж отказал право пользования своим имуществом, оставив ей наполненные вином и маслом хранилища, думать, что все это ей принадлежит, -- ведь отказано ей право употребления, а не злоупотребления» (Цицерон. «Топика». III. 17).
По поводу возникшей еще в Древнем Египте проблемы соотношения истины и опьянения Цицерон имел однозначное мнение: опьянение и истина несовместимы. Люди в горячке или пьяные: «много они видят ложного» (Cic. De div. II. LIX.121). Но, «...даже из видений безумцев или пьяных можно путем толкования извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему. Если человек целый день бросает копье, он когда-нибудь да попадет» (Cic. De div. II. LVIII.120).
Можно считать символичным, что Цицерон был убит по приказу Марка Антония, того политического деятеля, чей образ жизни не соответствовал представлениям Цицерона в вопросе винопития.
Постепенно, начиная со II века до н.э., вино прочно вошло в быт не только знати, но и простого люда. Его регулярно давали слугам и сельскохозяйственным рабочим. Существовали даже нормы отпуска по будням и праздникам. Так, во время сатурналий и коммиталий, наиболее почитаемых ежегодных празднеств в Древнем Риме, выдавали около трех литров вина на человека. Постепенно вошло в обычай обязательно угощать народ по всем торжественным поводам, особенно во время триумфов.
Многочисленные военные походы римлян способствовали распространению виноградарства и виноделия. Местные сорта дикого или полудикого винограда постепенно вытеснялись, распространялись ритуалы и обычаи винопития. Виноградники появились на территории нынешней Германии и Австрии и затем, благодаря стараниям разных правителей, виноград оккупировал Чехию, Словению, Моравию, Венгрию и другие подходящие по климату регионы. Необходимо отметить, однако, что на территории Центральной Европы виноград и вино были известны еще задолго до расцвета Римской империи. Археологические раскопки показали, что на юге и юго-западе Франции виноград существовал еще тогда, когда местные племена даже не подозревали о существовании греков и римлян.
Политический режим, установившийся при императоре Августе, обычно называют принципатом. В первые десятилетия этого режима признанной интеллектуальной инициативой обладали стоики. Первым из римских стоиков, чьи труды дошли до нас в значительном числе, стал Сенека (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.). Винопотребление было органичной частью его образа жизни. Философ с сочувствием цитирует слова Аттала: «Воспоминание об умерших друзьях приятно нам также, как терпкость в некоторых плодах, как очень старое вино, которое тем и вкусно, что горчит» (Seneca. Ep. LXIII, 5.) Сенеке так же не повезло в глазах современного общественного мнения, как и эпикурейцам. Готфрид Бен пишет, что у Сенеки были большие проблемы с алкоголем. (Benn G. Das Genieprobleme. Berlin: Fischer-Verlag, 1931 S.136). В современной отечественной публицистике можно даже найти утверждения, что он умер от пьянства.( В. Князькин. «Причуды гениев»//Известия Татарстана, 29.04.94). Однако, доказательств такого утверждения нет.
Изредка Сенека указывает на негативное влияние пьянства на организм человека: «От пиров портится желудок, от попоек цепенеют и дрожат жилы» (Seneca. Ep. XXIV, 16). Именно желудок, считает Сенека, страдает очень сильно: «Пока здоровый желудок получает здоровую пищу и наполняется ею не перегружаясь, ему достаточно естественных освежителей… когда непрекращающееся опьянение заполнило внутренности и, превращаясь в желчь, жжет грудь, тогда приходится искать что-нибудь такое, что прекратило бы этот пожар, который от воды только сильнее вспыхивает» (Сенека. «О природе». IV. XIII. 5). Здесь рассуждения Сенеки приближаются к современным представлениям: именно слизистая оболочка желудка обжигается в результате регулярного раздражения алкогольными изделиями.
Похожие идеи Сенека высказывает и в другом сочинении: «…многие вещи, которые все хвалят и к которым стремятся, приносят вред тем, кто ими наслаждается, вроде обжорства, пьянства и прочих им подобных и губительных удовольствий» (Сенека. «О провидении». 3).
Но, основное его внимание привлекают поведенческие аспекты проблемы: «Пьянство разжигает и обнажает всякий порок, уничтожая стыд, не допускающий нас до дурных дел» (Seneca. Ep.LXXXIII, 19). Хрестоматийной стала следующая формула Сенеки: «…опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней, -- кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче» (Seneca. Ep.LXXXIII, 18-19). Вино развязывает агрессивность, считал Сенека: «С пристрастием к вину неразлучна свирепость, потому что хмель вредит здравому уму и ожесточает его. Как от долгой болезни люди становятся плаксивыми, раздражительными, так что малейшая обида приводит их в бешенство, так от непрестанного пьянства становится свирепой душа. Когда она часто не в себе, то пороки, укрепленные привычным безумием, возникнув во хмелю, и без него не теряют силы» (Seneca. Ep.LXXXIII, 26). «Нам говорят: гнев полезен, ибо делает людей воинственнее. В таком случае полезно и опьянение, ибо делает людей задиристыми и дерзкими; нетрезвый человек скорее хватается за меч. Скажи уж тогда, что и умопомешательство необходимо для придания сил… Но гнев, опьянение, страх и прочие столь же отвратительные и столь же мимолетные раздражения не способствуют укреплению добродетели, ибо она не нуждается в пороках…» (Сенека. «О гневе». I. 13).
Сенека осуждал индивидуальное опьянение, но еще более страстно выступал он против опьянения коллективного: «Вспомни, к каким бедствиям приводило общее опьянение! Оно предавало врагу самые храбрые и воинственные племена, оно открывало крепости, многие годы обороняемые в упорных боях, оно подчиняло чужому произволу самых непреклонных и сбрасывавших любое иго, оно усмиряло непобежденных в битве» (Seneca. Ep.LXXXIII, 22).
Пример недопустимости пьянства для политика Сенека находил в недавнем прошлом: «Что погубило Марка Антония, человека великого и с благородными задатками, что привело его к чужеземным нравам и неримским порокам, как не пьянство и не страсть к Клеопатре, не уступавшая страсти к вину? Оно и сделало его врагом государства, и притом слабейшим, чем его враги, оно и усугубило его жестокость, когда к нему за обедом приносили головы первых в Риме мужей, когда он среди изобилия яств, среди царской роскоши пытался узнавать лица и руки убитых по спискам, когда, напившись вином, он жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным» (Sen., Ep.LXXXIII, .25).
Сенеку тревожило, что время стало все более восприниматься его современниками в проалкогольном духе: «…прав был тот, кто сказал, что раньше декабрь длился месяц, а теперь – весь год» (Sen. Ep. 18.1).
Он пытался пристыдить тех, кто ведет себя вопреки естественному течению времени: «…стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чье бодрствование начинается в полдень, - да и это для многих все равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма» (Sen. Ep. 122.1-2). Также осуждал он «...тех, у кого нет времени ни на что, кроме вина и сладострастия; ибо нет занятий более постыдных» (Сенека «О скоротечности жизни». VII.1). Сенека не идеализирует будущее Рима: «Будет время, когда войдет в честь пьянство и будет считаться достоинством пить вино в самом большом количестве» (Сенека «О благодеяниях». I.10). Он близок к мысли Лукреция о неспособности вина решить глубинные психологические проблемы: «Пусть (человек) одурманивается неразбавленным вином, … его ждет на пуховике такая же бессонница, как иного – на кресте» (Сенека «О провидении». 3).
Эпикуреец в сочинении Сенеки критикует сластолюбцев, распутничающих под личиной философии: «...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур» (Сенека «О блаженной жизни». XIII. 2). И сам автор критикует рост потребления алкоголя с гедонистических позиций: «…радость – цель для всех, но где отыскать великую и непреходящую радость, люди не знают. Один ищет ее в пирушках и роскоши, другой в честолюбии … Всех их разочаровывают обманчивые и недолгие услады, вроде опьянения, когда за веселое безумие на час платят долгим похмельем…» (Seneca. Ep. LIX, 15).
«Радоваться может только мужественный, только справедливый, только умеренный. – «Что же, -- спросишь ты, -- разве глупые и злые не радуются?» – Не больше, чем львы, дорвавшись до добычи. Когда они изнурят себя вином и блудом, когда ночь промчится в попойке, когда от насильственных наслаждений, которые не способно вместить хилое тело, пойдут нарывы, тогда несчастные воскликнут словами Вергилия:
Как последнюю ночь провели мы в радостях мнимых,
Знаешь ты сам»
(Seneca. Ep. LIX, 17).
Последующие представители стоической философии обращаются к вопросам винопотребления уже значительно реже.
Эпиктет (ок. 50 -- ок. 130гг.) писал, что для достижения победы на Олимпийских играх следует «не пить вина когда попало» . (Epictet, III, 15, 3). Он также ставит вопрос о личной ответственности за свой выбор: употреблять алкоголь или нет: «На этот вопрос прежде всего должен ты обращать внимание, а именно: никогда не общаться с кем-нибудь из прежних близких или друзей так, чтобы опускаться до его уровня; иначе ты утратишь себя. … Ты не можешь, если не пьешь с теми, с кем пил, казаться им таким же приятным. Так выбирай, хочешь ли ты быть пьяницей и приятным для них, или трезвым – и неприятным» (Epictet, IV, 2, 1, 7).
Алкогольная проблема остается за скобками интересов последнего крупного представителя стоической философии Марка Аврелия (121--180гг.). В то же время, он вплотную подошел к мысли о целесообразности рассмотрения алкогольных изделий самих по себе, как таковых, без сложившихся вокруг них культурных напластований, что представляло собой еще один шаг в сторону трезвости, по сравнению с формулировками Цицерона и Лукреция: «Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы, это – труп птицы или поросенка. Равным образом, фалернское вино – выжатый сок винограда…» (Marci Aurel. Ad se ipsum. VI. 13). Образ жизни самого Марка Аврелия был очень достойным, однако в противоборстве растущему пьянству он не проявлял и малой толики энергии, отличавшей Цицерона или Сенеку. Соправитель Марка Аврелия Луций Вер «либо пировал, либо готовился к пирам» (Scriptores historiae augustae, V, VIII, 9). «Предаваясь пьянству на всех виллах, Вер захворал и слег в Канузии» (Scriptores historiae augustae, V, VI, 7). Устроил он пир стоимостью в шесть миллионов сестерциев. «Когда Марк услыхал об этом пире, он, говорят, испустил стон и пожалел о судьбе государства» (Scriptores historiae augustae, V, V, 6). «Марк отправил его на парфянскую войну, чтоб отучить от такого образа жизни, но безуспешно» (Scriptores historiae augustae, V, V, 8).
Можно считать счастьем Марка Аврелия, что он не увидел царствование своего сына императора Коммода. Сведения различных историков о нем поразительно единодушны: «Выражение его лица было бессмысленное, какое обычно бывает у пьяниц…» (Scriptores historiae augustae, VII, XVII, 3). «Пьянствуя до рассвета и расточая средства Римской империи, он по вечерам таскался из кабаков в лупанары» (Scriptores historiae augustae, VII, III, 7). Он отличался такими пьяными бесчинствами, что когда его отравили и, ослабевшего от яда и опьянения задушили, а затем стали выносить его труп, пьяная стража даже и не заметила. Таким стал сын коронованного философа! Наверное, можно сделать вывод, что с Марком Аврелием была исчерпана позитивная роль стоицизма в противостоянии растущему пьянству.
Вот как описывает современников Диогена (одного из наиболее известных представителей школы киников) и его отличие от них Дион Хризостом: «Поскольку они когда угодно могут пользоваться тенью и пить вдосталь вина, то, лишенные солнца, проводят так все время и никогда не дожидаются, пока появится естественная жажда. Подобно женщинам, большую часть времени они проводят дома, сидят без дела, не зная, что такое физический труд, с одурманенной от пьянства головой…
Что касается Диогена, то он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что именно это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепешка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с большим удовольствием, чем остальные фасосское вино. Диоген смеялся над теми, кто, испытывая жажду, проходил мимо источников и рыскал повсюду в поисках места, где можно было бы купить вино с Хиоса или Лесбоса. «Эти людишки глупее скота, -- замечал он. – Любое животное, когда ему захочется пить, не пройдет мимо родника или ручья с чистой водой, а когда испытывает голод, не откажется от нежных побегов или травы, способных его насытить» (Дион Хризостом. VI. 11, 12-13).
Плутарх (46 -- после 119 гг.) выступает для нас в первую очередь как летописец алкогольных нравов античности. Без его жизнеописаний представить историю винопития Рима невозможно. Благодаря Плутарху мы знаем, что представляло собой типичное алкогольное изделие его эпохи: «...разбавленное вино мы называем вином, хотя вода в нем составляет большую часть» (Плутарх «Наставление супругам». С. 20). Можно предположить, что вино, разведение которого особо не оговорено, имело крепость около четырех градусов или немного меньше.
Наиболее важное для данной темы сочинение Плутарха «Застольные беседы» открывается вопросом: уместно ли за вином вести философские речи? Итог беседы подвел один из героев следующим образом: «Распевать так называемые сколии вокруг винной чаши, возложив на себя венки, которые знаменуют освобождающую силу бога, это может быть, и не самое яркое проявление дружественных взаимоотношений пирующих, но не чуждо ни Музам, ни Дионису; а вот вдаваться в запутанные словопрения -- и некрасиво, и не подобает симпосию» (Плутарх «Застольные беседы». I. 615. B-C). Но, сам Плутарх за философские беседы: «…собравшись вместе, напиваться и насыщаться в молчании уподобляло бы людей животным, да и это не возможно. А оставить на симпосии речи, не допуская речей упорядоченных и поучительных, это еще нелепее… Философы, осуждая опьянение, называют его пьянственным суесловием; а суесловие означает не что иное, как пустую болтовню. Но пустая болтовня, превысив известную меру, переходит в наглость, безобразнейшее и отвратительнейшее завершение пьянственного излишества» (Плутарх «Застольные беседы». VIII. 716. D-F).
Много интересных наблюдений над природой опьянения сделал Плутарх в «Застольных беседах», например, о сходстве состояния опьянения со старческими явлениями «...старческой природе самой по себе присущи явные признаки опьянения: дрожание членов, косноязычие, забывчивость, рассеянность: все это свойственно старикам и в здоровом состоянии и проявляется при малейшем случайном поводе, так что опьянение не вызывает у старика каких-либо новых для него явлений, а лишь усиливает уже имеющиеся; а подтверждается это тем, что нет ничего более похожего на старика, чем пьяный человек» («Застольные беседы». III. 650. D-F).
К тому же, считает он, положительный эмоциональный настрой возможен и без употребления алкогольных напитков: «...влюбленность подобна опьянению: она разгорячает, веселит и радует, а это сообщает людям склонность к пению и стихосложению» (Плутарх «Застольные беседы». I. 622. D-E). А вино, как известно, негативно влияет на отношения между полами: «...у пьющих много вина притупляется половая способность, и они не производят здорового потомства, ибо их семя переохлаждено и бездеятельно, и общение с женщинами остается у них бесплодным» (Плутарх «Застольные беседы». III. 652. D).
Плутарх выступал оппонентом линии Цицерона - Плиния в вопросе соотношения истины и опьянения: «…вино показывает каждого таким, каков он есть, и никому не позволяет оставаться спокойно за прикрытием притворства и лживости, воздвигнутым в защиту от воспитывающего закона» (Плутарх «Застольные беседы». III. 645. B). Ему были уже известны психоактивные вещества нового типа, не только вино: «Источаемый маком запах таков, что бывали случаи, когда собиравшие без необходимой предосторожности сок этого растения лишались сознания» (Плутарх «Застольные беседы». III. 647.F. 648.A).
Плутарх одним из первых осознал взаимосвязь между винопотреблением и явлениями культурной жизни. В период классической Греции издержки винопития воспринимались деятелями искусства в первую очередь в комическом русле. Эллинистическая комедия работала совсем с другим типом эмоций. У Аристофана была ирония над алкоголепотреблением, теперь ирония стала работать во имя алкоголепотребления. Эту мысль очень четко сформулировал герой Плутарха Диогениан: «Из двух разновидностей комедии древняя вследствие ее неоднородности не подходит для симпосия: свойственное ей в так называемых парабасах страстное свободоречие слишком стремительно и напряженно, а в своих насмешках и шутовстве она сверх меры откровенна и наполнена непристойными речениями и грубыми наименованиями. Да и еще: подобно тому как на царских трапезах каждому из обедающих придан особый виночерпий, так для восприятия древней комедии каждому участнику понадобится грамматик, который будет объяснять ему…, кого высмеивает комедия, так что либо наш симпосий превратится в грамматическую школу, либо насмешки останутся непонятными».
К сожалению, распад античности и связанное с этим общее понижение интеллектуального уровня жителей Римской империи способствовали эрозии завоеваний антиалкогольной мысли данной эпохи. С печальной поэтичностью описала разрыв культурной традиции отечественная исследовательница античной философии: «…после того как равнодушной рукою времени был навеки опущен занавес над тем, что представляло собой одно из блистательнейших действ в истории человечества, после этого и самого Эпикура, и его человеколюбивую мудрость надолго накрыли плотные тучи невежества, презрения, глубочайшего, воинствующего непонимания». (Т. Гончарова. «Эпикур». М.: Молодая гвардия, 1988. С. 300). Почти на два тысячелетия антиалкогольные идеи древности оказались забытыми. Один из самых блестящих пропагандистов эпикурейской философии французский просветитель XVIII века Ламетри писал: «Надо ли удивляться, что философы, стремясь к сохранению душевного здоровья, всегда принимали во внимание телесное здоровье, что Пифагор так старательно предписывал диету, а Платон запрещал употребление вина?!» (Ж.О. Ламетри «Человек-машина». В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.214). Хотя запрет винопития было бы точнее отнести к Пифагору.
Владимир Лукьянов
|